Святитель Николай Сербский
Сербии, в одной больнице, с утра и до вечера обходя больных,
работали доктор с фельдшером. У фельдшера был злой язык, и он постоянно, словно грязной тряпкой, хлестал любого, о ком бы ни вспомнил. Его грязная брань не щадила даже Господа Бога.
Однажды доктора посетил его друг, приехавший издалека. Доктор пригласил его присутствовать на операции. С доктором был и фельдшер.
Гостю стало тошно при виде страшной раны, из которой истекал гной с убийственным запахом. А фельдшер не переставая бранился. Тогда друг спросил доктора: «Как ты можешь слушать такую богохульную брань?» Доктор ответил: «Друг мой, я привык к нагноившимся ранам. Из гнойных ран вытекает гной. Если гной скопился в теле, он вытекает из открытой раны. Если гной копится в душе, он истекает через уста. Мой фельдшер, бранясь, открывает зло, накопленное в душе, и изливает его из души своей, как гной из раны».
Елизавета. "Райские хутора" Священник Я. Шипов
...Но утешительнее всего было слушать её рассуждения по всяким житейским поводам.
Как-то заезжаем с председателем колхоза. Поисповедовал я Елизавету, причастил, выходим на крыльцо, а председатель обсуждает с шофёром что-то животрепещущее...
- Зачем ругаешься? - спрашивает его Елизавета.- Без этого на Руси нельзя - первейшее дело! - и разводит руками.
- Не русское это дело, - вздыхает Елизавета. - Когда человек молится, он верит, что каждое его слово услышат и поймут... - Ну, - растерянно улыбается председатель.- А если над нашей землёй мат-перемат висит?... Богородица позaтыкает уши, а мы будем удивляться, что страна - в дерьме...
- Ну ты еще скажи, что ранешние мужики не матерились!- Редко, - говорит Елизавета. - Это всё от кожаных курток пошло: от комиссаров да уполномоченных разных - от не русских... Знаешь, как Христос в Писании называется?.. Бог Слово!.. И за каждое сказанное слово нам с тобой на Страшном Суде ответ держать придётся. Вот они и поганят и пакостят слова наши...
Рабы срамословия
Печально, что это дурное поветрие охватило значительную часть населения России. Другие слушают, терпят или стараются не обращать внимания. Кто-то протестует, пытается призвать к совести и порядку… Всюду раздаются непристойные слова и выражения. Их произносят мужчины и женщины, студенты и школьники, и даже малые дети, едва освоившие «мама-папа». Последние, безусловно, учатся у старших, на которых хотят походить; срабатывает подражательный рефлекс, как у обезьян.
А какие мотивы у взрослых? Почему и для чего они используют нецензурную брань, почти всегда сознавая, что это явное зло?
Тут, видимо, несколько истоков и причин. Например, бессознательное стремление к раскрепощению, раскованности, к ложно понятой свободе, – своего рода протест дикаря против стеснений и ограничений цивилизации. Известно, – запретный плод сладок. Движет подспудная мысль, подобная раскольниковской: «Кто я: тварь дрожащая или право имею? Разве я не могу говорить и действовать, как считаю нужным? Тем более, мой язык и моя речь исключительно в моей власти. Кого-то это унижает и оскорбляет? Это их проблемы». В одном псалме от лица таких людей сказано: «Языком нашим пересилим, уста наши с нами; кто нам господин?» (Пс. 11:5)
К тому же надо как-то справляться со стрессами и болью, происходящими от ускорения темпов жизни, от разных неожиданных и неприятных ситуаций. В нарастающей гонке за временем, за материальными благами, при столкновениях и закипании страстей все средства идут в ход. Недаром в бодрой шуточной песенке говорилось: «При каждой неудаче давать умейте сдачи – иначе вам удачи не видать!» И эта «сдача» льется из уст, как из помойного ушата. Интересно, что так же ведут себя некоторые животные: при опасности и испуге они выпускают в сторону неприятеля струю едкой, плохо пахнущей жидкости.
Мат используется и нарастает в конфликтах, войнах, стычках, драках – при разгуле ненависти и злобы. Когда в человеке просыпается звероподобное существо, грубость и жестокость торжествуют, а ругань служит дополнительным, психическим оружием. В поэме С. Есенина один из бунтовщиков провозглашает:
Будем крыть их ножами и матом,
Кто без сабли – так бей кирпичом!
Да здравствует наш император
Емельян Иванович Пугачев!
В другой поэме Есенин повествует об эпохе октябрьского переворота:
Суровые, грозные годы!
Да разве всего описать?
Слыхали дворцовые своды
Солдатскую крепкую «мать»…
Когда пала целая империя, нечего уже было церемониться. Там, где обитала прежняя знать с ее французским языком и изысканными манерами, как бы в «справедливую отместку загремела революционная похабщина. В такой среде тогдашние вожди нашли большую часть своих сторонников. Но с разрушением старых общественных устоев неизбежно приходят в упадок нравственность и культура. Поэтому новое государственно- общественное здание, возведенное взамен поверженного, оказалось недолговечным, хотя размах был «на века». На порочном основании разумной и светлой жизни не построить. Народ наш это испытал на себе, и теперь самое время извлекать уроки.
Сквернословие выявляет скрытую агрессию его приверженцев, желание любой ценой получить превосходство в достижении своих целей. Когда нельзя ударить физически, стремятся оглушить непристойным словом, смутить, напугать, показать крутость характера. Этим грешат военные, да и штатские начальники, чиновники, предприниматели, не находя более убедительных доводов для своих подчиненных. В таких излияниях звучит обычно гордыня и презрение к людям, и нет никакой действительной силы, которую стоило бы уважать. Если швырять в других нечистотами, то сильнее не станешь, а только заболеешь от миазмов. Если мат – это сила, то сила темная, бесовская, несущая разрушительную, отрицательную энергию. Это призывание вместо божественной помощи подкрепления адских духов. А нашествие падших мучителей ничего хорошего не сулит и, прежде всего, самому призывающему.
Злое слово, как правило, сопровождает недоброе дело. Подобное соединяется с подобным. Когда оскверняется душа, то оскверняется и вся сфера ее деятельности. А если делается что-то полезное, то при этом опошляется и получает тот же отрицательный духовный заряд. И ведь вся наша материальная сфера, вся экономика сооружена на таком речевом замесе. Нужно ли тогда удивляться результатам?
Особенно горько и противно, когда молодые ребята и девицы, внешне симпатичные, хорошо одетые, пересыпают свои разговоры гнилыми словами. Разве они не понимают, как много теряют, как ранят и пачкают свои юные души? Или побеждает все то же стремление к свободе? Как же они объясняются в любви? На таком же диалекте? Ведь все это постепенно входит в подсознание и отделаться от пагубной привычки очень, трудно даже при сильном желании. Образуется зависимость, как от наркотика, иными словами – греховное рабство. А на пути зла и греха нет и не может быть счастья. И страшный, тягчайший грех на тех взрослых, кто вольно или невольно приучает к срамословию детей.
И в творческой среде есть, к сожалению, любители дурно пахнущей «клубнички». Они пускают ее в ход и на публике в театре, и в антрактах, и в общении между собой. Чувствуется, что душа их переполнена желчью. Выходит, что это лицемеры и лицедеи, но никак не служители прекрасного. «Течет ли из одного отверстия источника сладкая и горькая вода?» – говорит апостол (Иак. 3:11)
Что же сказать о женщинах, причастных к этому пороку? Русский философ И. А. Ильин видел в женской природе три замечательные сущности: цветка, ребенка и ангела, – светлое, чистое, нежное, красивое. Но если женщина вооружается срамными словесами, то сразу вместо цветка – чертополохом, вместо ребенка – язвительной Бабой Ягой, вместо ангела – озлобленным бесом.. А ведь призвана сама приструнивать бравирующих грубостью мужчин, смягчать и облагораживать нравственную атмосферу вокруг.
В своем бытии человек постоянно воспринимает поток жизненных впечатлений, из которых в его мозгу формируются представления, и все закрепляется в памяти. Образы, мысли, слова хранятся там, как в копилке и используются по мере надобности. Тут оседает всякое: хорошее и дурное, важное и бесполезное, светлое и темное. И от выбора самого человека, от его разума, чувств и свободной воли зависит, как распорядиться этим запасом, – что пустить в оборот, а что ликвидировать, как негодное и вредное. В некотором смысле, этот выбор и определяет, на чьей стороне окажется душа человека – на стороне добра или зла. «Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста его» (Лк. 6:45)
Святитель Иоанн Златоуст: «Уста тех людей, которые говорят срамное, пустословят, изрыгают из своей гортани слова зловонные и непотребные, есть гроб, вместилище мертвых костей и тел. Наполняй гортань свою, человек, благовонием, а не зловонием, сделай ее царской сокровищницей, а не гробом сатанинским. Если же она уже гроб, то, по крайней мере, закрой ее, чтобы не выходило из нее зловоние. Ты имеешь дурные помыслы? Не выноси их посредством слов, пусть они лежат внизу и скоро заглохнут. Мы, люди, часто питающие в себе много порочных, непристойных и постыдных помыслов, но не будем позволять этим помыслам переходить в слова, чтобы сдавленные внизу, они ослабели и погибли».
Некоторые видят в сквернословии юмористический оттенок, повод посмеяться и расслабиться. Их не отталкивает, что соленый юмор сильно отдает заборным остроумием и отхожим местом, и что качество его соответствующее. Вспоминается старый фильм «Председатель». Колхозники оглушительно и добродушно хохочут в ответ на мощную тираду «с картинками» нового товарища начальника. Чувствуется подъем упавшего настроения. Угадывается общее воодушевление: «Наш мужик! Свой в доску! С таким будем работать!» И работа в таком духе продолжалась вплоть до полного развала колхозов…
Подают голоса и современные, далеко «продвинутые» лингвисты. Они утверждают, что ненормативная лексика имеет право на существование, как некая особая область речи, расширяющая языковые возможности. Но пора одуматься, господа! Не всякий навоз в землю хорош! Наш русский язык развился и вырос на основе простого и строгого, высокого и поэтичного церковно-славянского языка. Эта первооснова и сейчас остается главным средством молитвы, и никакая непристойность на нем немыслима. И употребляя наш живой разговорный язык, мы должны помнить о его чистом истоке и отметать все лишние и сальные «довески» к нему.
Сквернословие – это проявление опасной и глубоко укоренившейся духовной болезни нашего общества. И ее, как и другие наши болезни, надо лечить очищением и просвещением душ человеческих светом христианской веры, воспитывающей неприятие всякой вражды и нечистоты, а наполняющей сердца миром, радостью, милосердием и любовью.
Александр КАТАГОЩИН