[halan]

– Если бы вам предоставили возможность, чьим критическим отзывом (в качестве предисловия или послесловия) вы бы снабдили свой последний сборник?

– Был бы абсолютно счастлив, если бы это сделала Алла Николаевна Латынина. Или Сергей Беляков. Или Ирина Бенционовна Роднянская. Или Алексей Парщиков. Или Владимир Губайловский. Или Михаил Бутов. Или Михаил Эдельштейн. К счастью, можно продолжить.

– Складывается впечатление, что вы обласканы критикой…

– Я?! Обласкан?! Критикой?! На самом деле столько злопыхателей… Хотя мне важно не то, положительный отзыв или отрицательный, а то, насколько он глубокий. И таких откликов я могу насчитать штук семь – не больше. Но меня это не особенно волнует, потому что у нас вообще очень мало талантливых критиков. В лучшем случае это люди, которые добротно знают свое дело, в худшем – те, кто с помощью критики решает не относящиеся к литературе задачи.

– А «простые читатели» отозвались на «Матисса» и другие книги?

– Да, и это счастье большое. Выяснилось, что «Матисс» реально продается, а недавно я выступал на радио «Культура» – и даже поговорить толком не удалось: не хочу хвастаться, но была куча звонков и хороших слов. Радостное недоумение вызывает тот факт, что «Матисса» читают люди от 22 до 60 лет. Серьезный вес молодежи среди моих читателей – это чудо совершеннейшее: я не понимаю, как 20–25-летние могут находить что-то интересное в романе, в котором речь идет о тех годах, когда они были младенцами… И не просто читают – например, в ЖЖ я встретил чрезвычайно глубокий разбор «Ай-Петри»: человек (не профессиональный критик) всерьез рассматривает проблему главного героя и повествователя, говорит о неудачах... Это чрезвычайно полезно мне как писателю.

– А насколько полезно писателю участие в различных литературных конкурсах?

– Как ни глупо звучит, но я пожелал бы всем получить хотя бы одну премию. Если человек что-то делает, он должен за это отвечать. На Западе, мне кажется, премии не особенно важны, а у нас в отсутствие должного экспертного сообщества они играют отчетливую роль.

– Как известно, у литераторов есть такой обычай – в круг сойдясь, оплевывать друг друга. У вас не наступило разочарование от «изнанки» литературной жизни?

– Литературную жизнь устранить невозможно, иначе устранятся и сами литераторы, и литература как таковая. Разочаровывает не «изнанка» сама по себе, а странный, смутный механизм возникновения мнений. Придя в литературу из науки, я поначалу сильно раздражался, поскольку в науке оценка происходит по ясным критериям: решил задачу – молодец, нет – иди и работай дальше. А в литературе нет того алгоритма, по которому можно поставить писателю оценку. Но у меня сложился свой круг общения – и немалый. И это означает, что и среди писателей есть приличное количество приличных людей, которые способны различать литературу и литературную жизнь.

– Ваша коллега по перу и соперница по литературным конкурсам Людмила Улицкая как-то обмолвилась, что считает себя дилетантом: мол, попишу-попишу – и пойду заниматься чем-нибудь другим. Вас подобные мысли не посещают?

– Подождите, я в литературе только начал, я еще ничего не успел! Да и не было никогда возможности просто сидеть на даче, где многократно увеличивается работоспособность, писать и получать за это деньги. Хотя замыслов хоть отбавляй – и все они романного свойства. И рассказы постоянно возникают, но я их блокирую, потому что в ближайшее время нужно закончить роман. В «Пении известняка» есть рассказы, которые являются главами недописанного романа «Суббота Апшеронского полка», который вряд ли будет опубликован. А если и будет, то очень не скоро.

– Многие писатели скрывают названия своих неоконченных вещей – боятся сглазить…

– В Бога надо верить, а не в приметы!