[halan]

продолжим перепечатку литкритики, авось кого заинтересует Не для еды
Классические записки знаменитых путешественников не проглатывают. С ними живут

Современное взрослое чтение понемногу свелось к двум вариантам: подробное, деловое чтение для усвоения информации и чтение по диагонали, развлекательное, для интереса. Но пережевываем ли мы самоучители и справочники или глотаем детективы, женские романы и мемуары, мы книгу потребляем - едим. С таким расчетом книги теперь и пишутся, так мы и рекомендуем их друг другу - как еду: полезно или вкусно, а еще лучше -полезно и вкусно сразу.

Тем временем издательство «Дрофа» затеяло проект другого рода -серию «Библиотека путешествий». Уже вышли «Первое российское плавание вокруг света» Крузенштерна, «Путе-шествия на берег Маклая» Миклухо-Маклая, «Путешествие по Африке» Юнкера, «Путешествия к Лобнору и на Тибет» Пржевальского, «Экспедиция к Южному полюсу» Роберта Фолкона Скотта. Можно ли и эти рассказы съесть так же, как мы едим другие книги, ради информации или развлечения? Когда-то их информативность была высочайшей: они впервые рассказывали о неведомых местах и диких племенах, о странных животных и странных обычаях. Теперь мы все узнаем из путеводителей и научно-популярной литературы. «В принципе» (то есть не нам с вами, а кому-то) все места и племена на Земле уже известны. Если вы сами все-таки хотите что-то узнать о Монголии, по которой шел караван Пржевальского, о папуасах, с которыми жил Миклухо-Маклай, или об антарктических льдах, к которым Роберт Скотт приплыл сто лет назад на своем корабле «Диска-вери», — то смотрите «Дискавери», телевизионный канал.
Развлечения в современном смысле рассказы путешественников тоже не обещают. Нам давно уже весело только тогда, когда нас нарочно веселят, и интересно только тогда, когда нас нарочно заинтересовывают. Это хорошо знают создатели всех реалити-шоу, в том числе и о выживании в условиях дикой природы: все события и ситуации в них подстроены ради зрителей. А в этих книгах -Скотт идет и идет, Пржевальский едет и едет, Нансен дрейфует и дрейфует, и честно об этом пишут, ничего не пропуская. Развлечь читателя они не хотят, они хотят перед ним отчитаться - а это совсем другое дело.
Так что рекомендовать эти книги гастрономически, как здоровую или вкусную пищу, было бы нечестно.
Но, кроме предназначенных для медленного или быстрого поглощения, в доме должны быть и другие книги. Их не обязательно открывать сразу, как купишь; не обязательно прочитывать от корки до корки. Достаточно поставить их на полку; знать, о чем они и как устроены; время от времени прочитывать по нескольку страниц; и два-три места из них помнить наизусть. Иначе говоря - жить с ними, а не есть их. Когда-то такое сожитель-ство с книгой и называлось чтением. Сюда, прежде всего, относятся книги о невыдуманных столкновениях чело-века с нечеловеческим - религиозные тексты (о них мы не будем говорить), стихи (о них в другой раз) и путешествия. По этим книгам мы что-то узнаем о человеке как таковом, то есть и о себе.


Разумеется, путешественники друг на друга совершенно не похожи. Вот железный сверхчеловек Пржевальский, свысока глядевший как на «извращенный склад» европейской жизни, так и на восточную отсталость, писавший, что среди монгольских младенцев «происходит строгий естественный подбор сильнейших, и не выживает, как в наших городах, всякая калечь на горе себе и другим», и презрительно отмечавший, что монголы «считают целебной всякую дрянь (желчь медведя или дикого яка, сердце горного барана, высушенную летучую мышь или жабу и т.п.)». Вот Миклухо-Маклай, более странный и независимый, чем Рахметов, и спавший не на вымышленных гвоздях, а под реальными остриями туземных копий и стрел: в первый раз намеренно безоружный, явившись в папуасскую деревню, он оказался окружен толпой враждебных воинов - и вот как поступил: «Мое положение было глупое: не умея говорить, лучше было бы уйти, но мне страшно захотелось спать. Домой идти далеко. Отчего же не здесь?.. Если уж суждено быть убитым, то все равно, будет ли это стоя,



сидя, удобно лежа на циновке или же во сне. Далее подумал, что если бы пришлось умирать, то сознание, что при этом два, три или даже шесть диких также поплатились жизнью, было бы весьма небольшим удовольствием. Был снова доволен, что не взял с собой револьвер».
И наконец, Роберт Фолкон Скотт, из книги которого каждый запомнит не один-два пассажа, а всю последнюю часть - в том числе эту запись: «Пятница, 16 марта, или суббота, 17-го. Потерял счет числам, но вероятнее, кажется, последнее. Жизнь наша — чистая трагедия. Третьего дня за завтраком бедный Отс объявил, что дальше идти не может, и предложил нам оставить его, уложив в спальный мешок. Этого мы сделать не могли и уговорили его пойти с нами после завтрака. Несмотря на невыносимую боль, он крепился, мы сделали еще несколько миль. К ночи ему стало хуже. Мы знали, что это - конец. На случай, если будут найдены эти листки, я хочу отметить следующие факты. Последние мысли Отса были о его матери, но перед этим он с гордостью выразил надежду, что его полк будет доволен мужеством, с каким он встретил смерть. Это мужество мы все можем засвидетельствовать. В течение многих недель он без жалоб перено-сил жестокие страдания, но до самого конца был в состоянии разговаривать о посторонних предметах и это делал охотно. Он до самого конца не терял, не позволял себе терять надежду. Это была бесстрашная душа. Конец же был вот какой: Отс проспал предыдущую I ночь, надеясь не проснуться, однако утром проснулся. Это было вчера. Была пурга. Он сказал: «Пойду пройдусь. Может быть, не скоро вернусь». Он вышел в метель, и мы его больше не видели».
Кстати, только по таким книгам - написанных не только о людях и не людям в угоду — и можно гадать, как раньше гадали по Вергилию или по Библии.
Григорий Дашевский