[Yoshi_SturmGever]

Я задремал еще один раз, когда все уже проснулись. Очень сильный пулеметный огонь поразил нашу пантеру и мы услышали, что другой танк завел двигатель и поехал. Затем огромный взрыв, как будто от разрыва крупнокалиберного снаряда, потряс наш танк. Я должен был каким-то образом открыть люк и узнать что вокруг происходит. Я увидел, что другая Пантера едет через сад, сметая деревья на своем пути. Что-то вновь обрушилось на нас; это был большой взрыв.

Я подумал, что второй танк увидел приближающихся Шерманов и едет на дорогу, чтобы вступить с ними в бой. Мы поспешно поехали за ним. Все это время мы находились под сильным пулеметным огнем. Радиосвязь не работала. Мы что-то слышали, но не понимали что это. Антенны у нас больше не было.

Тогда я сам должен был стать наблюдателем. Я полностью открыл люк, подвергая опасности всю машину. Но «сектор обстрела» превыше «укрытия» (основное военное правило), и когда ты хочешь во что-то стрелять, ты должен это «что-то» видеть. На полной скорости мы промчались на другую сторону дороги, развернув свой танк, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу, после чего немедленно получили целую кучу попаданий. Водитель и стрелок закричали мне, что ничего не видят. Я же выглядывая из купола, смог увидеть, что происходит. Большое количество Шерманов стояло за своим подбитым товарищем в косом ряду на левой стороне дороги, таким образом, что орудие каждого танка стреляло вдоль башни впереди стоящего. Они стреляли залпами.

События последних минут выбили из нас всю усталость, слабость и безнадежность. Вынужденные обстоятель-ствами, мы чувствовали себя как младенцы. Экипаж вновь вернулся в обычное самоуверенное и хладнокровное состояние. Все мы действовали как хорошо отлаженный механизм. В такие моменты высочайшего напряжения у человека появляются такие возможности и энергия, которые не встретишь у него в обычные дни.

Я мгновенно сообразил, что если мы останемся на месте, то будем немедленно уничтожены. По бортовому радио я сразу же сообщил экипажу, что мы будем двигаться под острым углом к левому краю дороги, пытаясь укрыться за подбитым танком. Американцы намеревались окружить нас и появлялись перед нами один за одним. Мы должны были трогаться с места. Двигаясь вдоль дороги мы будем направлять орудие башни прямо на Шерманы. Это означало, что водитель (ничего не видя) получал приказы по бортовому радио, а стрелок (тоже ничего не видя) реагирует по постукиванию ладонью по плечам (влево/вправо).

Все это длилось не более секунды. В то время, когда я во второй или третий раз говорил водителю: «Держи левее», в нас снова, главным образом в наклонный гласис, попал залп. На этот раз он был таким сильным, что сварной шов между передней и боковой броневыми плитами корпуса разошелся, а радио (расположенное в коробке передач между водителем и радистом) было выброшено со своего штатного места и больше не работало. Тем временем мы продолжали вести огонь, успешно или безрезультатно - я не могу сказать.

Я кричал: «Прямо, прямо», но водитель, не слыша приказа, продолжал забирать влево. Вскоре мы находились практически поперек дороги. Тогда я сказал сам себе, что нам пришел конец. Немедленно наш танк потряс большой взрыв, хотя он и не показался особенно сильным. Нашего заряжающего (штурман Файнрих из Дуйсбурга) охватило пламя. Это было похоже на то, что загорелось множество искр. Я только успел крикнуть: «Сматываем-ся!», и выпрыгнул из купола в придорожный ров. Я споткнулся и некоторое время лежал на спине, увидев как сразу же после меня через тот же купол выпрыгнули заряжающий и стрелок (заряжающий подхватил несколько мелких осколков в спину, а его форма была похожа на опаленную тряпку). Только теперь мы поняли, что были подбиты не Шерманом, а из базуки с левой стороны дороги, которая была немного выше. Стало ясно, что мы окружены американской пехотой.

После того как из танка выбежала башенная команда Пантеру накрыл сильный автоматный огонь - таким образом водитель и радист были зажаты в горящем танке. Открыть люки означало для них верную смерть. У них оказались стальные нервы и они направили Пантеру прямо ко рву, ожидая того момента, когда затихнет огонь. Они синхронно открыли люки и выпрыгнули наружу, присоединившись к нам в канаве.

Теперь весь экипаж танка тяжело дыша лежал на краю дороги. За исключением незначительных царапин заряжающего, все мы чудесным образом оказались невредимы. Необходимо было отбежать от танка прежде, чем он взорвется. Но как только мы поднимали головы, со всех сторон на нас обрушивался огонь.

Только тогда мы вспомнили о второй Пантере и увидели, что она стоит в ста метрах позади нас. Ее орудие было разбито и она была беззащитна против Шерманов; они находились на незначительном расстоянии от ее сектора обстрела. Несмотря на свое ненадежное положение Шломка не бросил нас. Было ясно, что не будь его, мы бы погибли. Стреляя из обоих пулеметов, он прижимал к земле окружившую нас пехоту. После того как мы поняли, что происходит, мы собрали все свои последние силы и побежали к Пантере, которая стреляя, медленно пятилась назад к находящемуся позади нее дорожному склону, где она смогла бы найти какое-то убежище.

Избежать выстрелов башенных орудий было не так сложно, но для того, чтобы избежать веера огня бортовых пулеметов в то время, когда ты со всех ног несешься в скрюченном положении, нужно поистине акробатическое мастерство. Но когда ценой игры является твоя жизнь и ты совершенно не намерен проигрывать, из усталого тела можно выжать значительно больше того, чем ты ожидал бы от него в обычном состоянии. Мы добежали до танка Шломки и упали на землю, полностью выдохшись. В то время пока мы лежали здесь, пытаясь отдышаться и перевести дух, один за другим нашу Пантеру стали сотрясать взрывы. Но все время, пока мы смотрели на нее, башня танка не отрывалась.

Шломка со своей Пантерой остался здесь, чтобы удерживать дорогу, которая хоть и не самым лучшим образом, но была перекрыта нашим танком. Вместе с экипажем я отправился к полковому командному пункту. Немного не дойдя туда (насколько я помню, около километра) мы оказались на открытой не имевшей никакого укрытия местности. Здесь нас заметила группа истребителей-бомбардировщиков. Возможно, они возвращались на свой полевой аэродром и решили израсходовать остававшийся у них боезапас. К счастью, поблизости от нас находился строящийся дренажный ров. Он был узким и глубоким. Мы кинулись к нему и самолеты некоторое время могли отлично потренироваться в стрельбе по мишеням. Они атаковали со всех сторон и разделились на две группы, выделывая фигуры высшего пилотажа, после чего мы оказались зажатыми между ними. К счастью, они летели так низко, что их пули (а их было огромное количество) не задели нас. Края траншеи вместе с осколками глиняных труб, сваленных в кучу на краю канавы, с шумом падали на нас. Это было воистину последнее испытание, которое мы еще могли выдержать этим днем. Два или три раза мы думали, что пилоты были отозваны и улетели. Но это была лишь грязная уловка с их стороны. Каждый раз мы бежали к ближайшей борозде, поворачивали назад и всякий раз были счастливы шлепнуться в нашу любимую канаву вовремя еще до того, как будет открыт огонь. Мы могли бы добросить до них камнем и из-за этой низкой высоты полета наши нервы почти сдали. Ближе к вечеру наши мучения подошли к концу. Один из наших друзей-истребителей наконец-то сбил одного из них из 2-см пушки, когда он пролетал над полковым КП. Ему удалось невредимым выброситься с парашютом. Немного погодя мы добрались до командного пункта. Нам дали немного поесть и отдохнуть, а затем мы пошли в подраздение ремонта и обеспечения. Два или три дня спустя на отремонтированной Пантере мы приняли участие в контратаке в Мортене. К несчастью, у этого танка была пара механических недостатков.

Для полного отчета об этой фазе битвы в Нормандии я хочу добавить, что кроме меня после войны остался жив только водитель. Заряжающий и водитель утонули на моих глазах, когда мы переплывали Сену. После боев в Элюбёфе, который уже был занят 2-ой американской бронированной дивизией (тогда нам удалось подбить два танка 2-го батальона 66 бронетанкового полка), вместе с остатками III батальона полка «Дойчланд» мы пересекли Сену. Оба моих товарища были плохими пловцами, к тому же наши физические силы подошли к концу.

Радист, а затем стрелок был последним человеком во 2-ой роте танкового полка СС «Дер Фюрер» погибшим во время Второй мировой войны. В качестве командира танка он погиб от огня русской артиллерии недалеко от Сент-Польтена в Австрии. Мы похоронили его в братской могиле у Эрлауфа.